Тамара безвольно кивнула. А он взглянул невидящим взглядом на меня, вернее сквозь меня, ещё вернее внутрь себя. Произнес задумчиво, ни к кому конкретно обращаясь:
– Как бы нам со снимком устроиться? К профессору без мамограммы ехать не комильфо. Здесь рентгенологи без карточки, скорее всего, не примут.
Я говорю: «Я могу сделать амбулаторную карточку». И добавила с улыбкой: «Не отличишь от настоящей». А увидав скептическое выражение его лица, и вовсе раззадорилась: «Могу даже в базу занести».
– В базу-то, может, не надо?
– Ничего страшного, потом удалю. Вы идите прямо в рентгенологию, а я туда с документами подскочу.
На мгновение у доктора сделался такой же обескураженный вид, как у его пациентки. Но всего лишь на мгновение. Он моментально сориентировался.
– Вот что, Наташа, у меня пациентка есть, Фирсова. Найдите её карточку. Так быстрее будет. Я ей потом объясню, она не обидится.
– Отлично. Я всё поняла. Сейчас доставлю.
И мы улыбнулись друг другу.
Не правда ли, мы теперь друзья? Не правда ли, чужому человеку так не улыбаются. Несомненно, я заслужила его расположение. Сердце замирает. Сглазить боюсь. Только бы теперь укрепиться на завоёванных позициях. Давай, Ната, не стесняйся лишний раз подойти, обратить на себя внимание. К чёрту девическую застенчивость. Я теперь женщина. Как, всё-таки, мало надо для счастья: быть его сообщницей, во всём ему способствовать и потакать, получая в награду выражение приязни на милом лице. Теперь и в опостылевшей регистратуре не так мне тоскливо. Захотелось каждого встречать с благожелательным участием. Невольно стала подражать его манерам, тем же тоном, что он сегодня утром с Тамарой, стала с пациентами разговаривать. С девчонками тоже повеселее как-то само собой выходит. Они переглядываются недоумённо, а мне всё равно. Почти весь день прошёл на таком подъёме, можно сказать, в эйфории. Только часа в четыре почувствовала голод. Со вчерашнего дня, ведь, ничего не ела. В кафетерии взяла капучино и два больших жирных пирожных. Гулять, так гулять. Надкусила и чуть не подавилась – Венечка! Через всю столовую прямо ко мне идёт!
– Наташа!
Изнутри затряслась мелкой дрожью, снаружи изо всех сил стараюсь делать лицо поестественней.
– Вениамин Аркадьевич!
– В регистратуре девушки сказали, где вас искать.
Воображаю, как у них глаза на лоб повылезли. Хотя, скорее всего, они подумали, что я ему нужна по работе.
– Что-то случилось?
– Нет, я только хотел поблагодарить за помощь. Женщина одинокая, ни мужа, ни родных. Детей четверо. Трое своих, ещё племянница от покойной сестры. В общем, такая ситуация, надо помогать.
– Я понимаю.
– Спасибо вам большое ещё раз. Что это вы такое едите?
– Хотите пирожное?
– Нет, благодарю. И вам, кстати, не советую.
– Я редко себе позволяю. Раз в год фигуре не повредит.
– А я вовсе не о фигуре вашей беспокоюсь, скорее о желудке.
Он взял одну пироженку с моей тарелки, разломил, сделал потешную рожицу.
– Это что-то такое, явно не полезное. Знаете что? Пойдёмте я вас кое-чем действительно вкусненьким угощу. Здесь недалеко отличный ресторанчик вегетарианский. Идём?
– Не знаю, неудобно.
– Соглашайтесь, Наташа! Вы меня сегодня здорово выручили.
– Что ж, я с удовольствием.
Нет, это долгие годы тренировок нужны, чтобы в подобной ситуации удержать на своём лице приличное выражение. Я же, как известно, только сегодня вышла из подполья. Ну и пусть он всё видит. Кашель и любовь не утаишь. Будь что будет. Возможно, я потеряла голову от такого внезапного, нечаянного сближения, но чувствую, и это не ошибка, ему вполне можно довериться. Естественно, сразу на шею вешаться я не собираюсь. Вообще старайся, Ната, держать себя в руках. Господи! Я так неопытна. Как не отпугнуть?
Ресторанчик, действительно, чудесный. Не подозревала, что простые овощи можно настолько изысканно приготовить. От еды буквально опьянела. Никогда со мной такого… впрочем, обо всём, что сегодня творится, так можно сказать. Словно вернулась на много лет назад, в ту самую, прекрасную пору юности, когда все чувства обострены до предела, любое событие, даже пустяшное, может стать судьбоносным, а каждый новый знакомый чуть не моментально делается близким другом. Разоткровенничалась не в меру. И про мать, и про отца, и про медицину потерянную – всё выложила, как на духу. Хватило силы воли не сказать, что влюблена в него, и то достижение. Он взглянул в глаза, покачал головой:
– Я считаю, такие люди, как ты, достойны восхищения.
– Смеёшься, что ли? Кем восхищаться? Старой девой неудачницей?
– Не надо, не утрируй. Ты прекрасно понимаешь, о чём я говорю.
– Убей, не понимаю.
– Эх, как бы это… чтобы без лишней патетики. В общем, восхищает способность к самопожертвованию. Причём, не сиюминутное геройство на выбросе нейромедиаторов, а вот так, на бытовом уровне, изо дня в день. Отдаваться близким, принимать в них участие, блюсти их интересы, и вплоть до полного самоотречения. Это слишком много сил надо. Я бы так не смог, я ужасный эгоист.
– Ну, знаешь, или я слишком красиво себя преподнесла, или ты меня не правильно понял. Тоже мне, подвижницу нашёл. Не хочется, конечно, тебя разочаровывать, очень лестно такое мнение, но самые большие на свете эгоистки, как раз, старые девы. Подумай, женщины, не создали своей семьи, именно потому, что не способны жертвовать собой, то есть быть преданной мужу, отдаваться детям без остатка. Это ж сгусток эгоизма, экстаркт!