Мой ребёнок от тебя - Страница 8

Репутация моя в коллективе заметно повысилась. Никто не скрывает – только за счёт его покровительства. Помнится, в школе у меня две подружки были, одна популярная девочка, неформальный лидер в классе, другая изгой, общий объект для издёвок. Я попеременно то с той, то с другой сближалась, не могу теперь объяснить, от чего меня так перебрасывало, но зато прекрасно помню, как резко менялось отношение ко мне одноклассников. Их настроение, обращение, выражения лиц, словно лакмусовая бумажка, погружённая в кислоту, или щелочь давали мне всё почувствовать. И в клинике у нас то же самое. Прежде я сама была отверженной, как та несчастная девочка. Теперь, в качестве лучшей подружки «звезды», ловлю приветливые взгляды, сладенькие улыбочки. Самые последние сплетни шепчут не за спиной, а прямо мне в ухо. Хотела признаться Венечке, что медицина, по-видимому, не моё призвание, что правильно увела меня в другую сторону жизненная дорога, но как-то язык не повернулся. Объявить ему такое – значит потерять всё, что нас связывает. Немыслимо. Вот он идёт, моё солнышко! Боженьки! Зачем это он! Витые яркие локоны были чистейшим образцом чистейшей прелести. Где они?

– Венечка! Что ты натворил?

– Надоело причёсываться. Ничего, отрастут обратно.

– Тебя домой-то хоть пустят в таком виде?

– Ха! Ну, во-первых, на сегодняшний вечер так вопрос не стоит, поскольку я дежурю, а во-вторых, есть козырь в рукаве, – он взял меня за руку, – потрогай, какой затылочек.

Я несколько раз провела ладонью от макушки до ямочки на шее и обратно, против шёрстки. Велюровая поверхность, наслаждение тончайшее.

– Как?

– Все возражения снимаются.

Особенно если он будет периодически позволять мне вот так погладить. Нет, он нисколько не подурнел. Черты лица обострились, сделались прямо-таки вызывающе красивыми.

– Что так смотришь? Я категорически неузнаваем?

– Почему же, вполне…

Милый мой, я не смотрю, я пялюсь. Пожираю глазами. Спасибо, что остановил, привёл немного в чувства, а то уж я почти провалилась.

– Ты ела?

– Нет, тебя ждала.

– Замечательно. Сейчас закажем всего и побольше. Поужинаю хорошенько и перейду на кофе до утра. Кстати о кофе, у меня теперь не жилище, а натуральная кофейня на паях. Супруг купил кофеварку какую-то новомодную, не отходит от неё. Такой смешной, меня не подпускает. Вся квартира провоняла, все шмотки. На площадке у лифта запах чувствуется.

– Скажи спасибо, что он копчением рыбы не увлёкся.

– А! Ну, спасибо!

Он состроил одну из своих умилительных рожиц и мы засмеялись оба. Когда, вот так, мы вместе хохочем, я чувствую себя абсолютно юной и бесконечно счастливой…

– Не ешь так быстро, Вень.

– Угу. Иногда забываюсь. Привычка осталась с тяжелых детских времён. Потом искоренял её специально, но окончательно не победил.

– У тебя, правда, было трудное детство?

– Как сказать, сначала ничего, но в один ужасный момент всё безнадёжно испортилось.

До такого уровня откровенности я ещё не добиралась. Расспросить? Вызнать побольше? Нет. Чувствую, нельзя. Здесь болевая точка, опасная зона.

– Наташ, ты никогда не думала о самоубийстве?

– Господи, Венечка! Что у тебя стряслось?

– Погоди, я не о себе. В принципе, у тебя не возникало желание покончить? Жаловалась ведь как-то, что недовольна.

– Нет. То есть, были минуты слабости. У каждого, я думаю, бывает. Но серьёзно нет, не думала. И вообще, моя мать без меня не выживет.

–Воот! Я ж говорил, что ты героиня, способная к самопожертвованию ради близких. Ценнейший экземпляр рода человеческого. Не все такие.

– Что я слышу? Сарказм?

– Отнюдь. Простая констатация факта.

– Слушай, а что если я сегодня с тобой на дежурство останусь? Удобно это?

– Удобно, но смысла нет. Делать нечего. Промучаешься зря.

Не понял моего порыва, или сделал вид, что не понял. Ладно, не стану навязываться.

– Ты чего приуныла, Натуль? Всё пустяки. Как один мой знакомый выражается, не бери в голову, бери метром ниже. О! Знаю, чем тебя повеселить. Представляешь, встречаю пару недель назад своего одноклассника, ещё в началке вместе учились. Солидный такой стал дядечка, лысенький, полненький, все дела. Как я его узнал, ума не приложу. Короче, поболтали минут десять, телефонами обменялись. Он такой весь занятой, я тоже вроде того, что деловой доктор, ну не в этом суть. На прощание так, шуточкой бросил: «целоваться не будем», и пошёл. А сегодня утром он мне звонит, говорит, всё это время заморачивался, нужно было всё-таки меня поцеловать, или нет. Умереть можно со смеху.

– Да уж, зацепил ты его.

– Честное слово, невольно. Я ж без всякой задней мысли, пошутил.

– В следующий раз будь осторожней.

– В следующий раз я его опять лет через двадцать встречу. Ну что? Ты домой?

– Наверное. Если не берёшь меня с собой.

– Не беру, отдыхай. Лучше к Танюшке по утрам заглядывай. Она рада радёхонька, что я ей помощницу нашёл.

– Вень, мне так неловко, позволь я хоть разок сама заплачу́.

– Ни-ни! Даже не думай. Наташ, я тебе серьёзно говорю, мне это ничего не стоит.

В очередной раз поддалась на уговоры. Хоть и зарекалась. Что поделать, ресторанчик дорогой. И дело не только в деньгах. Мне приятно, что он за меня платит, всёж-таки, может это значить, что я ему действительно небезразлична.

Когда мы вышли на улицу, сбоку от нас кто-то свистнул, коротко так фюить-фюить, но очень пронзительно. Обычно подобного рода свистки не имеют ко мне никакого отношения, и я давно научилась не реагировать на них, будто вовсе не слыхала. И сейчас даже бровью не повела. Венечка тоже принял безучастный вид, но с лица изменился, еле уловимо, так что до меня не сразу и дошло.