– Я стесняюсь.
Что вы говорите! После таких экзерсисов прямо на улице в центре Парижа ещё чего-то можно стесняться?!
– Пойдём, я с тобой подойду. Но если он английского не знает, тогда я пас.
– А вы вообще куда собрались-то?
– Сейчас увидишь, – подмигнул мне Виктор.
Они оба встали и пошли через зал в тот угол, где оркестр помещается. Я знала, вообще-то, что они большие любители джаза, но чтоб такое! Немного посовещавшись с музыкантами, Венечка взобрался на сцену и один из них передал ему свой кларнет. Сияющий Виктор вернулся ко мне за столик.
– Слушай!
В музыке я совершенный профан, к тому же не предполагала, что он на чём-то умеет играть, даже в голову не приходило. Поэтому, на мой вкус, было потрясающе! Виктор аж изнутри весь засветился от гордости. Надо было видеть его лицо. Воистину, как за сына.
– Здорово, да?
– Ага, изумительно!
Венечка сыграл две композиции и под всеобщие аплодисменты вернулся к нам, гораздо более натурально смущенный, чем когда уходил.
– Э! Сфальшивил страшно в двух местах, давно не играл.
– Ладно, не прибедняйся! Всё хорошо.
Я присоединилась к Виктору:
– Венечка! Чудесно! Замечательно! Молодец! А почему у нас дома нет инструмента?
– В Москве валяется. Но ты же видела, как он там появлялся дома-то? Поесть и поспать, и всё.
– Купите мне дудочку, – заканючил Венечка, – здесь я буду часто играть!
– Обязательно надо купить, – поддержала я, – музыка и для ребёнка будет полезна.
Виктор потрепал его по загривку. Как трогательно он счастлив! Даже жалко его немного. А я, наверное, опять всю ночь не засну – перед глазами сцена похотливого растерзания так и стоит.
У моих «мужей» медовый месяц. Ходят по номеру в халатах и практически не вылезают из спальни. Даже подслушивать их неинтересно: сплошные вздохи, стоны, смешки, хлопки, чмоки и чпоки. Да и надоело стоять, уткнувшись носом в закрытую дверь. Один раз вообще смешно получилось, Венечка внезапно зачем-то выскочил абсолютно голый, а я тут, у порога торчу. Он так обалдел, ой, говорит, извини, развернулся и пулей назад. Мне и стыдно и забавно, застукал можно сказать, на месте преступления, и сам же ещё извиняется. Кстати, я очень была удивлена: почему-то предполагала, что там у него гораздо меньше. Оказалось, довольно внушительная и очень красивая штучка. Но, как известно, не про нашу честь. Короче говоря, поскольку им совсем не до меня, решила сама себя выгуливать. Всё-таки я в Париже, не в залесских выселках. Собиралась же практиковать французский, так надо начинать. Единожды решившись, «ударилась во все тяжкие»: магазины, салоны красоты, кино, кафе, рестораны и даже оперный театр, и всё это с утра до самого позднего вечера. Подозреваю, что если я однажды вовсе не явлюсь, они не сразу и заметят. Не хочется придираться и нудить, но всегда до крайности корректный, «застёгнутый на все пуговицы» Венечка вряд ли стал бы бегать голышом, если бы помнил о моём существовании. Глупо обижаться, с самого начала знала, на что иду. В нашей тройственной вселенной я далеко не центр.
Распорядок наш в последнее время изменился: я не выхожу чаёвничать с Венечкой по утрам – не могу так рано проснуться, а он завёл привычку досыпать после чая и вставать вместе с Виктором часов в десять, в одиннадцать, когда я уже где-то гуляю. Скучновато ходить везде одной и очень трудно преодолевать языковой барьер, но, в общем-то, вполне сносно. К тому же, строго говоря, я не одна – таскаются по пятам соглядатаи. Теперь, когда поблизости нет ни Вени, ни Вити, они не считают нужным таиться. Например, принялась однажды ловить такси – один из них подошёл и предложил:
– Садитесь ко мне, – указав на припаркованную рядом машину, – всё равно вместе поедем.
Я согласилась. Кстати, это тот самый, что был со мной свидетелем сцены между Венечкой и необузданным Майком и так цинично откомментировал её.
– Вы извините, что я тогда так. Если бы он, хотя бы на помощь позвал, я бы вмешался.
– Нет, вы совершенно верно рассудили, он был не против.
– Извините, это я от растерянности сморозил.
– И были правы.
– Это вы́ были правы, всё-таки он сын Маргулиса, а я на него работаю. Если б моего сына так к стенке прижали – голову бы оторвал.
Я улыбнулась:
– Наверное, обоим?
Он тоже расплылся в улыбке:
– Да уж, такие вещи я бы в своём ребёнке не поощрял.
– А у вас есть дети?
– Как и у вас, на подходе первенец.
– А жена в Москве?
– В Киеве.
– Тяжело, наверное, так надолго расставаться?
– А мы не надолго. Я часто к ней летаю, потом по скайпу постоянно треплемся и по телефону, командировки почти незаметно проходят.
– Как вас зовут, извините, не спросила сразу.
– Дмитрий.
– Дмитрий, в музей со мной пойдёте? Нравится вам Сальвдор Дали?
– В общем, ничего, симпатично. Моя мама его обожает.
Навигатор сообщил, что мы приехали. Дмитрий остановил машину, вышел, открыл мне дверь и подал руку.
– Но, между прочим, он и без меня прекрасно справился, – охранник многозначительно подвигал бровями, – вы обратили внимание?
– Нет, что-то не пойму, о чём вы.
– Болевой приём применил.
– Беру для вас билет?
– Берите.
– Deux billets, s'il vous plaît. Я ничего не заметила, а что за приём?
– Есть такая техника, воздействие на чувствительные точки, минимум движений, но очень эффективно. Если бы тот бугай не такой здоровый был, плохо б ему пришлось, да, к тому же, Рыжий не слишком обиделся, вот и бил не сильно. А вообще видно, знает, куда и как бить, обучен.