– Наташенька, побойся Бога! У меня, у отпетого гомика, семеро по лавкам будут плакать!
– А в чём загвоздка?! Одно другому не мешает.
– Издеваешься?
– Почему? Мало, что ли, геев детей воспитывают?
– Ну и что они за геи в таком случае? Это же образ жизни, философия. Хочешь быть почтенным патриархом – не морочь людям голову, живи, как все. А если ты весь из себя не такой инакий, то и судьба должна соответствовать.
– Не ожидала от тебя. Ярлыки, ведь, навешиваешь, оперируешь штампами.
– А Лоб правильно определяет: я ханжа. До мозга костей. И вообще, не могу представить, как это – ещё одна Машка.
– Совсем другой человек будет, что ты!
– А вдруг он мне не понравится? Или я ему?
– Уже имеющийся опыт подсказывает, что сие невозможно.
– Ничего подобного! Всё. Не морочь мне голову, хватит с тебя одной Маньки. Скучно стало? На работу возвращайся. Иди, вон в детское отделение и нянчись там сколько угодно. Лев Толстой ты наш в юбке.
– При чём тут Лев Толстой?
– Анекдоты Хармса не читала? Ты что! Почитай! Сейчас найду тебе. Лев Толстой очень любил детей...
Анекдоты, конечно, смешные, но маленький рыженький мальчик по ночам мне снится. Чувствую, не правильно это, что он у меня не родится. Работа, как альтернатива счастливому материнству отнюдь меня не привлекает. Но и в рассуждениях Венечки есть свой резон: и необычного такого парня, как он, мне подавай, и детей целую кучу. Всё сразу иметь невозможно. А роптать грешно – я счастлива. Все мы втроём, вчетвером, то есть, чудесно ладим. Не будь она нестандартной, можно было бы сказать, что у нас образцовая семья.
Утреннее время ужасно быстро бежит. Просыпаюсь, вроде бы, рано, но мышление, что ли, спросонья замедлено: пару раз с боку на бок перевернёшься, чуть-чуть в себя придёшь, глядь, ча́са, а то и двух, как не бывало. К сожалению, в последнее время очень редко удаётся себя поднять к Венечкиному утреннему чаю. И вот, проснувшись раньше обыкновенного, собралась с силами, мобилизовалась, слегка себя обра́зила и вышла поскорей, предвкушая приятную встречу. По дороге на кухню заглянула в детскую, проверила – Маняшка спит. Подошла к закрытой кухонной двери (странно, что закрыто), почуяла запах табачного дыма, и это тоже странно. Виктор не курит, Венечка тем более. Гости у нас, что ли? Прислушалась, чужих голосов, вроде бы не слышно. Хотела уже толкнуть дверь и войти; вдруг Венечка неестественным, каким-то сдавленным голосом говорит:
– Как раз вот это и обсуждается. Я никогда запрещённых приёмов не использовал, но если буду вынужден, то, извини, пойду на всё.
– Лис, да ты что? Ты меня неправильно понял.
– Угрожать не хочу, но я предупредил, ты мои возможности знаешь.
Сердце моё учащенно забилось. Вошла. Постаралась сделать невинный вид.
– Доброе утро, мальчики.
Виктор молча затушил сигарету, встал и занялся кофеваркой. Венечка потянулся через стол, чмокнул меня в висок:
– Доброе утро, как себя чувствуешь? – Голос спокойный, даже слишком.
Я показала ему глазами на Виктора, дескать, что случилось? Венечка, вроде как, не заметил моей гримасы. Виктор поставил передо мной чашку эспрессо. Веня молча протянул ему пепельницу.
– Пойду, в мусоропровод вытряхну, – угрюмо сказал Виктор.
– Что это, Вень? Неприятности? Серьёзное что-то?
Вместо ответа он встал и ушёл из кухни. Я за ним. Что за ерунда творится? Словно продолжение сна, нехорошее, тревожное, граничащее с кошмаром. Маша ещё не проснулась, но охотно пошла к Венечке на руки, когда он буквально выдернул её из кровати. Они крепко прижались друг к другу.
– Папа, пойдём гулять.
– Сейчас пойдём, зайчонок. Умоемся, покушаем, и пойдём.
– И мама пойдёт?
– Угу.
– И папа Витя?
– Нет. Папа Витя не пойдёт, папа Витя покатится. Манюнь, ты хочешь жить в красивом домике, в лесу, как Красная Шапочка? Будешь там по травке бегать, лошадку тебе заведём, хочешь?
– Да!
– Ну, вот и поедем.
– Сейчас?
– Не сейчас, но очень скоро.
Мне сделалось, мягко говоря, не по себе.
– Венечка, пожалуйста, не пугай меня. Что случилось?
– Когда у тебя самолёт? – Выкрикнул он на всю квартиру.
Появился Виктор.
– Через два часа.
– А почему ты ещё здесь?
– Успею. – Тут его осенило какой-то догадкой. – Лис, не дури.
– Ты мне́ говоришь «не дури»?!
– Не надо этого. – Он кивнул Вене на руки. – Я не монстр.
– Зато я́ монстр. Только что превратился.
– Ты хороший! – Закричала Машка. И принялась нацеловывать Венечку.
Виктор и Веня уставились враждебно глаза в глаза. Виктор резко повернулся и вышел. Меня затрясло мелкой дрожью, я инстинктивно потянулась к своему ребёнку. Господи, чего я ожидала? Как могла хоть на секунду усомниться? Но почему-то на одно короткое мгновенье я приготовилась драться за Машку. Веня Легко разжал объятья.
– Иди к мамочке.
Тёпленький, ещё сонный детёныш переполз ко мне. Сразу стало спокойнее. Но ненадолго. Что-то, всё-таки, случилось.
– Вень, у нас всё нормально?
– У нас́ нормально.
Он так это сказал, сразу стало ясно, что нет.
– Очень прошу, не пугай меня, объясни в чём дело?
– Сейчас, он уедет, я тебе всё объясню. На работу не пойду сегодня. С Маняшей погуляем.
Тут меня как будто ударило изнутри: неужели они расстаются?! Невероятно, но очень похоже, что так и есть. Неужели Виктор уходит из нашей семьи? О себе я сперва не подумала, только о Венечке. Ему сейчас очень плохо. И ещё я поняла – он боится потерять Машу. Но как же я? Почему он на меня не рассчитывает? Даже обидно. Ведь я же мать. И не допущу, чтоб они, то есть, Маня и Венечка, расстались. Не говоря уж о том, что никому не позволю у себя забрать ребёнка. Снова вошёл Виктор. Какой-то сразу чужой, ненужный. Если он больше не любит Венечку, то и я не хочу иметь с ним ничего общего. Он потянулся к нам с дочкой: