– А я?!
– А ты ещё не жила толком.
– Аркадий Борисович! Я так люблю вашего сына! Меня от нежности прямо разрывает!
– Понимаю, девочка, и благодарю.
– Ведь мы вернём Виктора, да?
– Честно сказать, я думаю, что рано или поздно, всё наладилось бы и без нас. Но раз уж, как ты выразилась, есть возможности, почему бы не воспользоваться?
Он тоже первым делом спросил: «Что-то с Машей?».
– С Машей всё в порядке, она в гостинице с Софией, это наша няня.
– А Венька?
– Пока дома, но, надеюсь, скоро и он к нам подтянется. Вообще это была его идея.
– Чтобы тебе сюда приехать?
– Нет, что мы не должны оставаться в стороне. Она тебе не чужая, это верно, а ты нам не чужой. Где больная?
– Подожди, куда ты? Зачем?
Я нагло прошлась по квартире, пока не отыскала «смертный одр». Несчастная выпучилась на меня в ужасе. Я сказала:
– Хелоу. Переведи ей, что приехала твоя жена, и не какая–то там официальная, по бумажке, а настоящая, по жизни, мать твоего ребёнка, и она поможет тебе исполнять свой долг.
Виктор забубнил что-то по-английски. Больная, разумеется, в восторг не пришла, но я заранее настроилась вести себя поуверенней.
– Где тут руки помыть?
–А что ты собираешься делать?
– Всё, что нужно. Обмою её, постель переменю. Ты что делаешь?
– Я просто... я же, вроде, тебе объяснял, я здесь просто чтобы морально её поддержать, а ухаживают сиделки.
– Ясно. Ну, поддерживай на здоровье, а я тогда тебя морально поддержу, не против?
– Ты меня ошарашила.
– Я соскучилась, Витенька! Мы все соскучились.
– А Маша...
– Хочешь, сюда её приведу, познакомится с папиной родственницей, а хочешь, сами к ней сейчас поедем.
– Да, поедем. Ты на такси?
– Нет, наняла машину с шофёром, ждёт внизу.
– Тогда спускайся, я сейчас.
– Венечка! Всё в порядке, мы добрались.
– Знаю. Я уже Софии звонил. Наталья! Сколько раз говорить? Прекрати чудесить, дуй домой!
– Родной мой! Мы ненадолго. Развлекись там пока без нас.
– Ага, уложу Бантика в постель вместо Маньки, посмотрю телевизор и банку лечо на ночь съем в одно лицо.
– А ты на крылечко выйди, вокруг оглядись, там тоже есть сладкие перчики, свежие, не маринованные.
– Разошлась ты, Наталья, не к добру.
– А что? Я правильно говорю. Между прочим, Артём, очень пристально всегда рассматривает твою попу. При нас он, наверное, стеснялся, а теперь никто не мешает.
– Во-первых, у Артёма недельный отпуск...
– А! Нам задержаться?!
– Наташ! Ты чего, наркоты какой объелась?
– Нет, Венечка, это я исключительно на собственных ресурсах организма.
– Смотри, чтобы перерасход ресурсов не случился. Травок попей успокоительных.
– Всё, Венечка, целую, потом ещё поговорим. Витя! Я здесь!
– Вижу. Как он там?
– Сам знаешь, не очень. Ты как её, круглосуточно блюдёшь? С Машкой есть время пообщаться?
– Брось, не язви, и так тошно.
– Прости. Я ведь, действительно, приехала тебя поддержать. Её хоть лечат? Улучшения есть?
– Сейчас веду переговоры с одной клиникой, обещают операцию, говорят, очень эффективная. Но она сомневается.
– А чего тут сомневаться? Хуже-то уж не будет, хуже только в гроб.
– Вот и я о том же.
– Похудел. Откормить тебя надо немножко, а то Венечка без своего любимого животика и не признает.
– Да он меня вообще теперь не признаёт.
– Не надо, Витя. Так получилось, где-то он неправильно тебя понял, в чём-то он не так себя повёл, а где-то и ты неправ. Исправлять надо, а не дальше расковыривать. Ты хочешь вообще исправить, или что?
– Если б ты только знала, как хочу!
– Знаю. Потому, что сама так же.
– Всё хорошо же было у нас, скажи? Идеально практически.
– Нет предела совершенству, но явно было лучше, чем сейчас.
– А что ты имеешь в виду? Что нехорошо было?
– Это мы позже с тобой обсудим.
Видимо, от избытка эмоций, Маняша заснула у него на руках уже минут через двадцать. Он уложил её на диван, подошёл ко мне и порывисто обнял, прижался губами к виску.
– Умереть, как об вас соскучился.
Не ожидала, что настолько отзовётся моя душа на его ласку. И дыханье его и объятья и щетинка на подбородке, всё, оказывается, такое родное. Только сейчас поняла, как мне его не хватало.
У Вити такая реакция организма, что после секса он, как правило, сразу засыпает. И я бы ничуть не обиделась, но он продолжил целовать и ласкать, а выражение лица его сделалось чуть не торжественным, ужасно трогательным.
– Тебе хорошо?
– Витенька, прости, но так себе. Знаешь, он обещал тебя научить, как нужно меня ублажать.
– А он умеет?
– О, да! Где-то здесь, – я взяла его руку и поводила ею у себя в промежности, – он как-то так делает...
– Так?
– Не совсем. Но он обещал, что поучит.
– Ты даже пахнешь им немножко. И Лисичка тоже.
– Это запах нашей семьи.
– Не понимает меня, не хочет понять. И не простит. Считает, предательство.
– Всё уладится, Витенька, вот увидишь.
– Я документы подал на развод с Кристиной.
– Наконец-то! И как она? Не возражает?
– Она сейчас не в том положении, воевать не способна, сама понимаешь. ... Ната, выйдешь за меня?
– Я не знаю, Вить, я подумаю.
– Понимаю почему. Но он вряд ли предложит. Это нужно как-то иначе. Сама что ли попробуй, предложи, а ему даже в голову не придёт.
– Я знаю. Предлагать боюсь.
И мы с Витей хором пропели:
– Побойся Бога, я же гей!
И от души расхохотались. Наш смех разбудил дочку, или она сама проснулась, прибежала, влезла в середину между нами. Мордашка хитренькая, счастливая, ну, точно лисичка.