– Аркадий Борисович! – Влетаю к нему такая вся всклокоченная. – Вы должны нам помочь! Ведь у вас такие возможности!
Он аж подскочил:
– Что ещё случилось?! С Машей неладно?
– Нам нужен Виктор, понимаете?! Он всем нам нужен. Не знаю, как объяснить, у нас симбиоз, понимаете? Венечка без него не может, и я не могу, и дочка скучает. – Тут я разревелась. – Ради Венечки, умоляю, помогите, вы ведь всё можете, спасите нашу семью! Он лучше других, поймите, намного лучше! Неужели вы хотите, чтобы сын ваш по рукам пошёл, мужиков себе стал искать каких-то посторонних!
– Тише, тише, Наташа! От меня тебе что нужно?
– Верните Виктора! У вас же деньги, и связи, и вообще!
– Хорошо. Я готов. Любые деньги, пожалуйста, распоряжайся. Кому ты их отдашь? Лобанову? На, мол, тебе, живи с Веней. Так?
– Давайте киллера наймём.
– Кого?!
– Киллера.
– Стой. Ты же только что кричала, он вам нужен, я так понял, что живым.
– Вам бы всё шуточки шутить. А ей так и так недолго осталось. Не станет её – он к нам вернётся, ему больше некуда.
– На счёт «недолго», откуда знаешь? У меня, например, другие сведенья.
– Неважно. Тем более нужно её устранить, если она себе два века намерила, да ещё и Виктора забрала.
– Чёрт, какая кровожадная женщина!
– Я должна бороться за свою семью. Веня не может, он комплексует, боится, что не имеет права. А вот я имею. Вообще-то и Веня имеет, в конце концов, у нас ребёнок от Лобанова! Конечно, чужому человеку не понять.
– Наташа! Поверь мне, я не чужой. У меня не то, что к Лобанову, вообще к Вениному гомосексуализму давно никаких претензий. Машу я считаю родной внучкой. И с чего ты взяла, что я сижу, сложа руки?
– С того, что она ещё жива, а Виктор ещё не дома.
– Тебе Вениамин случайно не рассказывал, какое состояние он может унаследовать?
– Так, мельком, какие-то дикие миллиарды, а что?
– Вот именно, восемь диких миллиардов долларов. Представляешь, сколько у меня завистников, конкурентов, злопыхателей, вредителей? Если бы я их всех переубивал, это сотне крематориев в авральном режиме пришлось бы работать.
– А в девяностые годы, небось, ничем не брезговали?
– Сейчас не девяностые. И ты медсестра, между прочим, а не бандюга в красном пиджаке. А та несчастная женщина...
– Это Венечка несчастный. Разве справедливо отнять у него Виктора? Он и так потерял... сами знаете.
– Знаю, дочка, больше твоего. У него ведь на глазах это случилось. Он с тех пор...
– С тех пор видит женщин изнутри?
– Не знаю, что он там видит, не представляю, но исследования проводили, в детстве ещё – мозг уникально работает, как-то иначе.
– Вот видите! И он не сошёл с ума, и стал прекрасным врачом, и прекрасным человеком. Он такой добрый, если б вы знали, как Маша его любит!
– Ну и подумай, разве ради счастья такого человека можно кого-то убивать?
– Я на всё готова.
– Слушай, дела у нас на данный момент такие: этой женщине требуется операция, возможность которой подтверждена пока только теоретически и кое-какие исследования на животных недавно начали. Мы сейчас работаем над тем, чтобы максимально ускорить это дело. В порядке эксперимента, или как-то ещё, в общем, получит она необходимое лечение, вопрос нескольких месяцев, а то и недель.
– Я не ослышалась? Вы вылечить её хотите?!
– Именно.
– Замечательно! И стала она лучше прежнего, и жили они долго и счастливо.
– Позволь тебе напомнить, что пока она была здорова, они друг в друге совершенно не нуждались.
– На счёт неё я бы поспорила, но в принципе, да, похоже на правду. А что с ней вообще? Виктор говорил, парализована, я думала банальный инсульт.
– Автомобильная катастрофа, спинной мозг повреждён.
– И можно восстановить?
– Можно.
– Вот это круто.
– Останется разрулить с психологией и политикой личных отношений.
– Ничего не понимаю, внимательно слушаю.
– Смотри, у неё две взрослые дочери. Сейчас, когда ситуация безнадёжна, унылая больная прикована к постели, Лобанов там один у смертного одра дежурит, так?
– Угу.
– А вот счастливые хлопоты по восстановлению и реабилитации ему поручать нельзя, сама понимаешь, такие вещи слишком сближают. Надо дочек подтянуть, тем более, что операция, действительно очень прогрессивная – восстановление должно как по маслу пройти.
– Я могу помочь?
– Да вот не знаю, ты у нас девушка импульсивная, не дипломатка.
– Я буду стараться. Я!... Аркадий Борисович, всё, как вы скажете!
– Лобанова, пожалуй, можно тебе поручить. И Вениамина, конечно.
– Да я наладчик мостов с многолетним стажем!
– Посмотрим, посмотрим. Кстати, светлая мысль однажды у Вени проскользнула: нужно бы ехать, и выносить горшки за этой дамочкой. Представляешь, как на вашего Виктора это подействует?
– Я готова.
– Умничка. И дочку с собой захвати. А там, глядишь, и мой сынок подоспеет.
– Он ненавидит Лондон.
– Ничего, потерпит. Надеюсь, недолго. После операции – наилучшие пожелания, ноги в руки и срочно назад, поняла?
– Поняла, а если...
– Нет, одну мы её не бросим. Обработаем дочек, зятьёв, не изверги они, слава Богу, нормальные люди. И потом, может, она встретит кого-нибудь в реабилитационном центре. Новая жизнь, всё-таки, романтика, понимаешь?
– Да! Точно! Надо подослать к ней кого-то, отвлечь от Виктора.
– Испорченная ты всё-таки, женщина, Наталья, ни капли в тебе наивного романтизма.
– Вы зато, Аркадий Борисович, такой «наивный»! Пробу, извините, ставить негде.
– Так я старый.